Однако метафора «моря» обладает всё же превосходством над всеми остальными метафорами. Она раскрывается достойнейшим образом в «богатстве» и двойственности развития бытийных отношений. Не в том ли заключён секрет «моря», секрет данной метафоры, которая красной нитью проходит через все поздние произведения Гёльдерлина, его поэзию и, конечно же, через все те течения мысли, которые стремятся философски осмыслить само море?
D. Метафора моря: отступление от полноты бытия и как дар бытия
Море в понимании Гёльдерлина не есть обычная метафора. Эта метафора ничего не повторяет, не направлена на имитацию творческих сил прошлого и настоящего и ни на что не похожа. Выступая одновременно «тем, что поглощает и воспроизводит память», метафора «моря» делает в основном ставку на два непримиримых друг с другом и в то же время необходимых движения. При этом следует заметить, что не существует какого-то совершенно чистого «дара», можно сказать, абсолютного пожертвования, и движения, происходящего в сфере нечистого получения или изъятия ценностей. Дарение не выступает чем-то сугубо «негативным», движением, которое фиксирует просто факт приношения или присвоения дара.
Метафора моря, как видим, не в силах подчиниться самой логике переноса видимого на область невидимого. Она оказывается оппозиционной самой идее «присвоения» сущности. Ведь сам «дар» не может быть присвоен или оказаться подвергнутым изъятию, поскольку не существует перехода от одного движения к другому. Два разносторонних движения – движение, которое «берёт», и движение, которое направлено на «давание», имеют место в своём чистом различии вне самой возможности их кристаллизации во времени или в пространстве.
При этом сам Гёльдерлин далёк от той мысли, чтобы в осмыслении диалектической природы данного движения оказаться за пределами времени и пространства. Сама метафора «моря», исследование её двойственной природы, когда человек что-то приносит в дар и, одновременно, присваивает, влечётся к чему-то и сразу же отступает, должны нами восприниматься более радикальным образом, т.е. как путь, направление, приводящее нас к чему-то отличному от самого бытия, как то, что разрушает бытие, разрушает все творческие силы (потенции) настоящего.
Итак, когда мы ведём речь о подлинности морской метафоры, то, очевидно, мы не имеем в виду только настоящее или «предстоящее», т.е. определение истоков. Одно из движений моря навсегда отнимает такую возможность. Истоки отдалены в движении так же, как настоящее (дар) от прошлого и наоборот.
Двойственность движения разделяет основное стремление, тягу индивида к красоте и его желание прикоснуться к истокам творчества. Таким же нам представляется и сам смысл (назначение) эпохи разрушения бытия (настоящего), который, на наш взгляд, связан с невозможностью присвоения природного, т.е. того, что просто дано.
Итак, если «море» одновременно даёт и забирает, то оно означает и некую двойственность движения (в том числе и в сфере духа). В этом, конечно же, проявляется сущность самого трагического представления, всегда готового к сбалансированному, гармоничному соответствию сил прошлого и настоящего.
Метафора моря, раскрывающая смысл трагического сочинения, отныне призвана пониматься как уравновешенность двух космических порядков: порядка, связанного со стремлением человека к бытию, и порядка, который оказывается расторгнутым силами смерти, когда наша жизненная «ваза» не выдерживает полноты бытия и разлетается на части.
Эта гармония, точнее сказать, равновесие, запрещает любое примирение, всяческую взаимность, в основе которой, в принципе, лежит идея признания преимущества одной личности над другой. Из этого, в сущности, и проистекает сама трагедия, которая исходит из абсолютного примирения.
Нам остаётся прояснить этот последний пункт исследования. Море – это далеко не та вещь среди иных вещей, запечатлённых в лоне уже имеющегося бытия (настоящего). Речь идёт о самом бытии, которое как раз сильно своей диалектичностью, расстановкой сил различия и равновесия. Слово «Gedächtnis» не отсылает нас к определённому предмету памяти, а означает лишь саму возможность памяти, т.е. возможность того, что было дано как творческая мысль (мышление).
Море создаёт возможность, рождает потенцию мысли: это говорит о том, что оно одновременно порождает и уничтожает возможность настоящего (мысль никогда не появится после того, как пройдёт цикл предварительного существования)*. Речь идёт о потенции настоящего, которая, разумеется, никогда не достигает полноты и совершенства, а является только чем-то разорванным, многообразным и повторяющимся. Так, метафора «моря» есть метафора такого настоящего, которое выступает как образ и цезаурус происхождения, цезаурус, выступающий исходной точкой, где удерживаются в равновесии те два разнонаправленных движения, о которых речь шла выше.