Силы поэзии совершенно недостаточно для современной нам эпохи, слишком отдалившейся от первоначальной истины. Требуется ещё нечто, что раскрыло бы полноту бытия человека, избыток его «внутреннего мира», крайне предельный характер его решений, стремительность перехода к границам, т.е. нечто такое, посредством чего избыточность «внутреннего» мира расщеплялась бы на части и в то же время объединялась бы, сталкиваясь с крайним непониманием мира, который ему сегодня противостоит. Это нечто есть, как известно, смерть. Так выглядит решение Гёльдерлина, которое, если не учитывать его крайнего характера, кажется достаточно близким к спекулятивному пониманию трагедии.

Однако применение данной логики может быть признано невозможным. В процессе создания первых двух вариантов «Смерти Эмпедокла» Гёльдерлин  отдаёт себе отчёт в том, что смерть есть решение слишком однобокое и что она не может стать адекватной нашей эпохе, особенно сильно отдалившейся от своих истоков. Речь идёт об основаниях, которые находятся в начале этой резкой перемены, перемены как таковой, раскрывающейся через замысел создать «третью», совершенно иную версию, особенно посредством осознания незавершённого характера духовной эпохи. Однако, не является ли эта «незавершённость» нравственного, духовного события более глубоким показателем невозможности дальнейшего диалектического решения?

Невозможность смерти обосновывается от начала до самого конца сочинения Гёльдерлина. Этот факт обнаруживается именно в тот момент, когда Гёльдерлин вводит образ «соперника такой же мощи, как и Эмпедокл, по природной стати, который ищет решения проблем эпохи иным способом, причём более негативным». Следуя этой другой возможности, мы сталкиваемся, несомненно, со следующим вопросом: не возвышается ли трагическое сочинение до стадии конфликта без конца, до столкновения такого сбалансированного, что какое-либо решение становится невозможным? Не рискует ли оно тем самым утратить свои творческие потенции, более радикальным образом принимая в расчёт особенности современной эпохи? Иными словами, не раскрывают ли различные версии «Смерти Эмпедокла» неумолимый характер смерти и трагедии, которая уже незаметно для себя налагается на интерпретацию «трагедии» Аристотелем, а также Гегелем?

Так, философская и поэтическая работа Гёльдерлина требует, на наш взгляд, глубоких изменений. Трансформация гёльдерлиновских идей тем более велика, что носит в основном незавершённый характер и до некоторой степени оставляет вопросы в прежнем, незаконченном виде, причём, без малейшего ответа.

Ничто не оказывается доведённым до конца: ни решительная философская перемена, ни поэтическая разработка иных мест самой «трагедии». Гёльдерлин, собственно говоря, не предоставляет нам конфигурацию частей (философскую и поэтическую) современного сочинения; он только утверждает необходимость отказа от самой смерти и спекулятивного решения, а именно особого технического средства достижения трагического искусства и его смыслообразующего элемента.

Откровенно говоря, Гёльдерлин вынужден был продолжить свои философские размышления, проходя через мыслительный строй эпохи, различая при этом, в частности, античную эпоху и эпоху, современную нам. Это различие, которое постепенно приобретёт значение основного вопроса философии, рассматривается вначале как различие между двумя «модальностями» произведения, греко-диалектической смертью и иной возможностью, возможностью и более современной, и более проблематичной. Фридрих Нише также признаёт его, т.е. философское сочинение, колеблясь между двумя решениями, если следовать, конечно, Эмпедоклу, решением классическим, связанным с «возрождением после искупительной смерти», и решением без конца, где противостояние подчёркивается самим Эмпедоклом, где «смерть кажется ему хуже, чем чума»[47].

Если произведение эпохи, отдалённой от первоначальной, ещё не раскрыло всех своих потенций, то нам необходимо научиться воспринимать всерьёз данное отдаление, отклонение, раскрывающееся через связь с насильственной смертью греков и особенно через связь с диалектическим возобновлением античной смерти. Именно это двойное отдаление Гёльдерлин не перестаёт исследовать, начиная с сочинения «Основы к Эмпедоклу» вплоть до «Заметок об Эдипе и Антигоне», а именно там, где раскрывается сама глубина смысла трагической метафоры. Но только через понимание всей сложности пути, осознания совокупности всех его моментов, в частности, момента, связанного с осознанием конца, которое предпринимал Эмпедокл, попытка создать совершенную трагедию эпохи предстаёт перед нами во всей своей духовной и нравственной выразительности.