Любовь как эрос часто недооценивается теологами. А между тем понимание эроса как недостаточности-в-обладании, как связующей тяги восхождения от чувственного к сверхчувственному, является более методологически привлекательным, чем представление об эросе как «сошествии» Бога к людям. Как можно заставить человека полюбить Бога? Без эроса, без желания такая любовь — это пустой звук. А, между тем,  в Евангелии от Марка в ответе Христа на вопрос одного книжника — какова самая первая заповедь — мы находим следующие слова: «И возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею», а вторая, подобная ей, гласит: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя: иной большей сих заповеди нет» (Ев. от Марка, 12, 30-31). Прекрасные слова! Но все же люди в подавляющем своем большинстве не любят даже себе родственных по духу, даже самих себя. Любить заставить нельзя, хотя суть человека — это любовь.

Шестая антиномия фиксирует момент диалектичности ratio. Критический разум, вопрошающий о существовании безусловно необходимой сущности, в любви обретает кратчайший путь к ее признанию или непризнанию. Так, можно признавать единственного человека и отрицать при этом все остальное; можно признавать одного Бога и с презрением относиться ко всем людям как к быстро преходящим тварям; можно, наконец, признавать Бога, других людей (ближних и дальних), а также все вещи как образы Бога. Все эти факты обусловлены склонностями и всей историей жизни человека. Последний может понимать что-либо и не принимать, но может и наоборот — принимать, но не понимать. На данный момент философского дискурса обратил внимание еще Пьер Абеляр, обстоятельно исследовавший роль «рацио» в теологии. Его неоспоримая заслуга перед философией состоит в том, что разуму оказался доступным более широкий горизонт, нежели вере. Именно разум, находящийся в непрерывном поиске, испытывает всякий раз наслаждение, когда наталкивается на нечто безусловное (в истории или в познании), ибо это безусловное уже невозможно использовать как средство, а только в качестве того, что постоянно открыто для нового. Разум есть чистая потенция достойной человека любви.

ГЛАВА V.   УЧЕНИЕ ОБ ЭРОСЕ И ВЫТЕКАЮЩЕЕ ИЗ НЕГО СООТНОШЕНИЕ ДИАЛЕКТИКИ И МЕТАФИЗИКИ

(НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ МОМЕНТЫ)

Выше мы показали, что сущность эроса состоит в том, что он есть стремление, космическая потенция, как то свободное бесконечное, что может переходить, а также и не переходить в бытие. Отсюда проистекает двойственность и диалектичность эроса. Ведь стремление потому и стремление, что постоянно наталкивается на границу, постоянно трансцендирует за ее пределы. «Всякий «имманентизм» для Эроса, — замечает Б.П.Вышеславцев, — невыносим и есть пребывание в пещере. Но Эрос есть транс и постоянно «пребывает в трансе». И он успокаивается лишь тогда, когда трансцендирует всю иерархию ступеней бытия и ценностей («обители мнози»), когда встречает, наконец, полный простор, бесконечный простор Абсолютного».[278] Данное замечание весьма существенно для понимания подлинной природы эроса. Последний есть не только выход за границы всякого эротизма, но и трансцендирование «за пределы сексуальности», за пределы «прямого объекта любви».[279] Эрос, как истинная любовь, делает человека творцом и, следовательно, приподнимает его «на новые ступени бытия, где воплощаются  новые (Подч. мной. — А.Л.) идеи, смыслы, ценности».[280]

Различные стремления абсолютно разнокачественны и несводимы к одному какому-либо стремлению, например, сексуальному. «Святая любовь» Франциска Ассизского — не продукт эволюции сексуального влечения. «Такое объяснение есть просто неспособность видеть то качественно новое и высшее, что дается на высших ступенях, неспособность видеть новую категорию».[281]

Однако разные стремления не индифферентны друг к другу, а, напротив, «образуют систему взаимного проникновения и соподчинения».[282] В иерархической системе соподчинения низшее стремление входит в более высший комплекс, где и преображается, не переставая в то же время «быть самим собою».[283] «Хлеб и вино, — пишет Б.П.Вышеславцев, — могут лежать в основе самого высшего общения людей. Самая духовная любовь имеет своим первым требованием накормить голодного».[284]