ИДЕЯ МЕТАКРИТИКИ ЧИСТОЙ ЛЮБВИ 1

Э.Фромм указывает на одну характерную особенность возникновения любви: «внезапное ощущение как бы «падения в любовь», в результате чего рушатся барьеры между до того чужими людьми».[190] Однако данное самопроизвольное начало (любовь как бы «случается с нами») — необходимый, но еще недостаточный признак человеческой любви. Нельзя не учитывать при этом и фактора воли: «Любить кого-нибудь не есть просто сильное ощущение, но также и решение, суждение, обещание … любить друг друга вечно».[191]

Далеко не каждый оказывается способным на истинную любовь, которая, возможно, далека от своей абсолютной «чистоты». «Ведь красота от чистоты увянет»[192], — говорит Ромео у Шекспира. Тем более любовь! Ведь если Амур «есть все и делает все, что о нем можно сказать все и все можно  считать ему свойственным»[193], то в нем есть место и совершенно земному эротическому чувству.[194] Не случайно в римской мифологии Амур — это божество любви, соответствующее греческому Эроту. Именно в эросе, а не в «чистой» любви, содержится подлинное разрешение уже указанных нами антиномий. Да и то, что на первый взгляд зовется «чистой» любовью, нередко является лишь сложным переплетением других видов и форм любви.

Именно творческий эрос, а не «чистая» любовь, есть одна из главных преград дробящегося миропорядка, который усиленно стремится к тому, чтобы сузить и расчеловечить человека. Эрос стихийно и вечно поддерживает в человеке его тягу к полноте жизни, ощущение цельности и естественности.

Эрос — это нечто большее, чем природа, нечто большее, чем простое поддержание рода и его духовного достояния.  «Эротическое стремление к чувственно-прекрасному, — писал Б.П.Вышеславцев, — превращается в стремление к красоте, к воплощению прекрасного, превращается в божественный Эрос, и то, что он рождает, уже не есть порождение природы; здесь начинается иное царство, не царство природы. Сознательное стремление (Эрос) устремлено к иному миру. Сознание не есть только украшение колонны природы, а есть основание для возведения нового здания, покоящегося на сводах природы».[195] Это здание — свобода.

В часы любви, пронизанной эросом, время как бы исчезает, его не ощущаешь.  «И вместе с тем, — замечает Рюриков Ю.Б., — каждая секунда насыщена такими безднами переживаний, что время как бы останавливается и от одного удара пульса до другого проходит вечность».[196] Напротив, время тянется бесконечно долго, когда любить нельзя. Джульетта при своем последнем свидании с Ромео говорит: «Смотри же, шли мне вести каждый час. В одной минуте — много, много дней».[197] Бесконечная любовь и возникает тогда, когда любить уже невозможно. И в этом случае она как первая потенция, или чистое стремление, оказывается всецело побежденной второй потенцией или смертью. Напротив, истинная, или эросная любовь «не есть слабое подражание и предварение смерти, а торжество над смертью…»[198] Она есть свободно парящее между жизнью и смертью, как нечто на деле жестокое и суровое и в то же время, как «Сон, слишком для действительности сладкий!»[199]

 

*        *        *

         Итак, разрешение второй, указанной нами антиномии, коренится в осознании того, что объединяет временное и вечное, а именно — мгновения. Тот не любит, кто не влюбляется сразу. Мгновение любви едино во всех частях времени. Миг любви является всем ее временем. «Потому что, — как говорит Тансилло у Дж.Бруно, — если бы не было мгновения, не было бы времени; поэтому время в своей сущности и в своей субстанции есть ни что иное, как мгновение».[200] Однако мгновение «не означает точку во времени».[201]

 

§ 3. ТРЕТЬЯ АНТИНОМИЯ

 

Выше мы показали, что даже в так называемой «чистой» любви никогда до конца не снимается момент чуждости «ты», все время остается неопределенным некий остаток невысказанного и молчаливо самому себе открывающегося одиночества. Внутреннее одиночество субъекта — это его своеобразие, его субъективность, от которой невозможно избавиться никаким трансцендированием. Да и вообще, тот факт, что я существую, — «нечто совершенно непереходное, безынтенциональное».[202] Человеческие существа в состоянии практически обменяться всем, кроме того, что характеризует субстанцию их существования. К данной субстанции, на мой взгляд, можно отнести такие внутренние и духовные качества, как честь  [достоинство] и совесть.