Серегин А.В. Русская философия и метафизика Абсолюта 140
Хабибрахманова Р.Р. Любовь — это стремление избежать зрелищ 148
Ханова Р.В. Жизнеутверждающая сила эроса 149
Хайруллин А.Г. Личность и ее свобода в свете проблемы любви 151
Файзуллин А.Ф. Парадоксы эстетизации действительности
в контексте проблемы любви 156
Гареева Э.А. Философия любви как популярная философия 159
Королева Н.Н. Любовь и интуиция 162
Акчурин Б.Г. Проблема человека в свете исследования особенностей
древнекитайского духа и эроса 163
Соркин Э.И. Божественное и человеческое в любви человека:
опыт философского размышления над Библией 169
Островский Н.Ю. Венок сонетов 191
Чанышев А.Н. (Арсений Прохожий). Любовь 199
Чанышев А.Н. (Арсений Прохожий). Высшее и низшее 200
Библиография 201
Литература на иностранных языках 224
Краткие сведения об авторах 225
ПРЕДИСЛОВИЕ
Посвящается памяти моей бабушки
Любовцевой Ольги Петровны
(2.07.1901 — 16.05.1984).
Данная книга предназначена не для тех, кто, excursusque breves tentat*, делает остановки в конце каждой мысли, а для тех, кто всю жизнь учится развивать свои понятия и идеи. Многие умы успевают состариться до наступления старости, предпочитая длинные фразы и наукообразный текст. Так можно воспитать лишь полузнаек, которые будут мечтать, тем не менее, о высших целях человечества.
Истина состоит в том, что невозможно просто повелевать человеческим духом; невозможно исправить человека и общество в лучшую сторону, отталкиваясь от безмерного стремления к добродетели. Шеллинг говорит об этом прямо: «Добродетельный человек — это тот, кто делает не все, что мог бы сделать».[1] Так, «если предаваться в философии излишествам, она отнимает у нас естественную свободу и своими докучливыми ухищрениями уводит с прекрасного и ровного пути, который начертала для нас природа».[2] Другими словами, нужна умеренность во всем, особенно если идет речь о таких возвышенных предметах, как любовь и дух. Первая возвышает человека. Это — не только глубокая страсть, но и как привязанность, пронизывает собой всю сферу межличностных отношений. Однако человек иногда бежит от любви, поскольку наибольшую склонность к чрезмерности имеет как раз она. Мы не должны делать этот мир до конца состоящим из одной любви; в противном случае это противоречило бы нашей свободе. Поэтому Сартр не случайно говорит следующее: «Любовь есть абсолют, вечно превращаемый другими в нечто относительное».[3]
С конца восемнадцатого века существует одно опасное заблуждение, суть которого сводится к тому, что с помощью одной «чистой» любви и «чистого» мышления якобы открывается субстанция мира, причем гораздо более глубокая, чем предметное бытие, мир вещей. При этом мыслители отталкивались от Платона, который впервые попытался коснуться сущности «чистой» любви, понять то, что отличает эту важнейшую сторону человеческой жизни от простого чувственного удовлетворения. Августин также пришел к той идее, что чистая и всеобъемлющая любовь должна составлять первооснову жизни, служить главным стимулом познания первопричины всего бытия. Чистая любовь, таким образом, имела своей конечной целью Бога.
Но уже Кант показал, что мы не в состоянии познать подлинной причины «чистой» любви. Такая любовь — тайна, гораздо более непроницаемая, чем даже необъяснимая случайность выбора объекта нашего «пафоса».[4]