Сопоставляя эти цитаты с высказыванием о. Сергия Булгакова, приведенным в первой главе, мы отмечаем, что оба философа, ссылаясь на платоновский «Пир», размышляют об однополости и двуполости человека, об эротической напряженности отношений между полами и о космической высоте любви мужчины и женщины. Но если Платон, рассуждая о роли Эрота в жизни мужчин и женщин, о соотношении мудрости, философии и любви, возводит природное выражение любви, соитие мужчины и женщины на уровень божественной красоты, то Бердяев резко отделяет любовь как фактор мировой андрогиничной гармонии, любовь — божественное предназначение — от сексуального акта, от супружеских отношений, без которых невозможно существование человеческого рода. Что это — создание философом мифологемы XX века, игра ума или глубокое, даже религиозное убеждение в изначальной греховности человека? Насколько явственно можно проследить в приведенных высказываниях Бердяева ортодоксальный христианский взгляд на сущность грехопадения человека? Ведь в приведенных отрывках не упоминается библейский рассказ о древе познания добра и зла, о роли Евы в грехопадении человека. Есть, правда, такое, в частности, высказывание: «Женщина — существо совсем иного порядка, чем мужчина. Она гораздо менее человек, гораздо более природа. Она по преимуществу — носительница половой стихии… Женщина вся пол, ее половая жизнь — вся ее жизнь, захватывающая ее целиком, поскольку она женщина, а не человек».[172] Но эти слова скорее реабилитируют Еву, ведь Бердяев считает, что «греховной жизни человека… предшествовало падение андрогина», — значит, древо познания добра и зла тут ни при чем.
Чтобы яснее увидеть гносеологические корни такого подхода Бердяева к проблеме взаимоотношения полов и, шире, к проявлению добра и зла в этих взаимоотношениях, рассмотрим, как эти вопросы поставлены и решаются о. Сергием Булгаковым в его наиболее значительной религиозно-философской работе «Свет невечерний».
Зачатие — «без страстного волнения»?
Уже в давнее время в мистической и святоотеческой литературе (вероятно, не без влияния неоплатонизма и гнозиса с его восточными корнями) появляется утверждение, что сотворение жены есть следствие уже начавшегося грехопадения, его первое обнаружение (Ориген, св.Григорий Нисский, Максим Исповедник, И.Ск.Эриугена, Я.Бёме), пишет в своей книге о. Сергий Булгаков.[173] И приводит, в частности, мнение св. Григория Нисского. Он отрицает изначальную двуполость человека, так как сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его».[174] «Творение созданного по образу приводится к окончанию. Потом делается повторение сказанного об устроении и говорится: «Мужчину и женщину сотворил их».[175] «Сие разуметь должно, — поясняет св. Григорий, — не относя к первообразу, ибо о Христе Иисусе, как говорит Апостол, несть мужской пол ни женский». Различие на полы создано только на основании предвидения греха: Бог, «преуразумевая силою предвидения, к чему склонно движение произвола по самоуправству и самовластию (поелику знал будущее), изобретает для образа различие мужеского и женского пола, которое не имеет никакого отношения к божественному первообразу, но… присвоено естеству бессловесному. В раю до греха не было ни брака, ни брачного размножения… Жизнь до преступления была некая ангельская… Но, хотя брака у ангелов нет, однако воинство ангельское состоит из бесчисленных тем. Следовательно, если бы не произошло с нами вследствие греха никакого превращения и падения из ангельского равночестия, то и мы таким же образом для размножения не имели бы нужды в браке. Но какой способ размножения у ангельского естества, это неизреченно…»[176]
О. Сергий Булгаков противопоставляет этой точке зрения другую — Блаженного Августина. По его мнению, брак существовал уже в раю, а следовательно, предуказано было и размножение «через соединение полов», хотя оно и должно было совершаться иным способом, нежели в теперешнем состоянии человека, поврежденном грехом. «Тогда половые члены приводились бы в движение мановением воли, как и все прочие члены человеческого тела, и тогда супруг прильнул бы к лону супруги без страстного волнения, с сохранением полного спокойствия души и тела и при полном сохранении целомудрия».[177]