Далее карьера Пумпянского резко идет вверх: в 1934 году он становится профессором Ленинградской консерватории, а в 1936 — профессором кафедры русской литературы ЛГУ. А вот Бахтину после возвращения из кустанайской ссылки (1936) находится место только в Мордовском педагогическом институте в Саранске. Но и это для опального русского философа было слишком хорошо: в 1937 он уволен и отсюда за «буржуазный объективизм»! В Саранск он вернется только в 1945 году. А до этого будут годы борьбы за элементарное выживание, за скудный хлеб школьного учителя в Савелове и Кимрах. Пусть читатель подумает, почему так разительно разошлись судьбы людей как будто бы одного научного круга?

     Совершает Пумпянский и откровенно подлый, лакейский поступок, о котором до сих пор скромно умалчивают его биографы и исследователи круга Бахтина. В марте 1938 года, читая лекцию на историческом факультете ЛГУ, он стал потешаться над Николаем Гумилевым, называя его отечественным Тартареном, выдумавшим свое путешествие в Абиссинию, в которой он в действительности никогда не был. Но на лекции присутствовал сын поэта, Лев Гумилев, который биографию отца знал лучше профессора. Вспыхнул неизбежный конфликт, в котором сын защищал честь отца, а Пумпянский свои амбиции выскочки, без всякого основания посмевшего издеваться над представителем русской элиты, уничтоженной и уничтожаемой хозяевами и покровителями новоиспеченного профессора.

      Сила, а не правда, была в тогда  на стороне Пумпянского. Он побежал жаловаться на Гумилева в деканат и, вероятно, куда-то еще… В марте 1938 года Гумилев был арестован. Причем следователь  хорошо знал  о том, что произошло в университетской аудитории ( откуда он мог это узнать?), и на допросе с ненавистью орал на Гумилева:»Ты любишь отца, гад! Встань… к стене!» (см. об этом: Лавров С.Б. Лев Гумилев: судьба и идеи// Лев Гумилев: судьба и идеи. М., 2003.— С.107.).

     Знал ли об этом инциденте Бахтин? Можно предположить, что знал, и за Пумпянского ему было стыдно.

     Сейчас вот А.Чубайс (ужасная  реинкарнация большевика) публично заявляет (в интервью, кстати, английской газете), что «разорвал бы на куски» Достоевского. И что же этот человек может понимать в России, в русской культуре? И какие реформы он мог здесь провести? Колониальные реформы?

     Чубайс предлагал сделать современную Россию «либеральной империей». Но здесь он просто позаимствовал у Томаса Джефферсона, который называл США «империей свободы». То есть, по Чубайсу, Россия должна стать второй, т.е. второстепенной, второразрядной Америкой, поскольку копия всегда хуже оригинала, с комплексом неполноцености вечно отстающих и вечно догоняющих…

  Интеллектуальное убожество этой «идеи» не только в ее вторичности, но и в том, что ее невозможно реализовать по элементарным географическим основаниям. Достаточно посмотреть на карту мира и проанализировать, сравнить географические условия наших пространств. То есть эта «идея» — типичный жест интеллектуального лакейства. А за занавесом высокопарных слов о «либеральной империи» скрывается банальная смердяковщина. Может быть, поэтому Чубайс так ненавидит Достоевского?

      Только  «оттепель» по-настоящему возвращает Достоевского, а вместе с ним и Бахтина, читателю и зрителю. Спустя почти 30 лет появляется новое десятитомное собрание сочинений писателя (1956-58). Театральные постановки Достоевского становятся культурным событием  этого времени ( «Идиот» в БДТ с И.Смоктуновским в роли Мышкина, инсценировка того же романа в театре им. Вахтангова с Н.Гриценко в главной роли, инсценировка «Преступления и наказания» Ю.Завадским в театре им. Моссовета и т. д.). Это был тот духовно-эмоциональный фон, на котором естественно и органично произошло возвращение Бахтина к своим читателям и собеседникам.

     Возвращение, конечно, запоздалое (ко времени выхода книги о Достоевском (1963)  Бахтину было уже 68 лет). И самое печальное было еще в том, что Бахтин вернулся одиноким обломком той философской и гуманитарной культуры, которая складывалась в России в начале 20-го века. «Овидий» оказался среди  советских «цыган».