Двадцатилетие 1946-1966 гг. — время огромных успехов Зиновьева. После окончания философского факультета МГУ защита кандидатской и докторской диссертаций. Выходят его книги по логике, которые вызывают интерес и на Западе, переводятся на английский и немецкий языки.
У него были все возможности сделать успешную карьеру советского учёного, стать академиком со всем полагающимся «пакетом» благ и привилегий… Сколько таких карьер делали люди, имена которых сейчас заслуженно забыты. Но снова, как в 1939 году, возникает развилка выбора…
Думать по-своему и говорить то, что думаешь, … или делать карьеру?
Жить не по лжи … или делать карьеру?
Быть гражданином своей страны, а не холуем своего начальства, … или делать карьеру?
Быть самим собой, жить в согласии со своей личной этикой, со своими принципами, ценностями … или делать карьеру?
Гремевший тогда на всю страну поэт с большой актёрской выразительностью провозглашал с эстрады: Я делаю себе карьеру Тем, что не делаю её!
Он, конечно, заблуждался, выдавал желаемое за действительное, если не подозревать еще что-то более худшее. Без властной поддержки, оставаясь в рамках системы, никакой карьеры сделать было невозможно. Зиновьев понимал это лучше поэта, которого он изобразил в своей книге «Зияющие высоты» в образе Распашонки.
Опять обозначилась эта роковая пропасть между русской революцией и большевистским режимом. Ведь не для торжества же лжи и лицемерия, не для холуйства и неприятия всякой неординарной мысли делалась русская революция?!
Драматизм ситуации был еще в том, что в 60-е годы в России впервые после погромов 20-30-х гг. стала возникать какая-то независимая интеллектуальная среда. Появились люди, которые не боялись (чего мог бояться Зиновьев, прошедший войну и видевший смерть в лицо?), могли и хотели думать по-своему. И хотели говорить что-то от себя, а не от начальства. Истина и правда, независимость мысли, творческая свобода значили для них больше, чем карьера с вожделенным для многих «пакетом».
Но власти оказались нужнее не эти таланты и правдолюбцы, а те, кто ради «пакета» был готов говорить и делать то, что велят. Разве Твардовский меньше любил свою страну, чем Брежнев и Андропов, когда пытался в «Новом мире» опубликовать «Раковый корпус» и в «Круге первом»? Или публикация и обсуждение «Зияющих высот» ослабило бы могущество СССР?
И вот в конце концов люди, жаждущие «пакетов» и только «пакетов», съели не только содержимое своих «пакетов», но и русскую революцию, и русскую мысль, и страну…
Съели страну, в которой было много хорошего (особенно в последнее её 35-летие от 1956 до 1991,без которого Зиновьев просто не смог бы реализоваться), в которой была воля к сохранению себя (референдум о судьбе Союза 1991 года), которую можно и нужно было реформировать, а не нагло, жестоко и преступно разрушать ради получения чьих-то новых, уже совсем каких-то сказочных «пакетов».
Зиновьев был представителем этой, своей, рожденной революцией страны, которая так и задумывалась революционным народом, представителем которого был и Зиновьев.
В конце 60-х годов вице-президент АН П.Федосеев предлагает ему написать «марксистско-ленинскую» статью для журнала «Коммунист» с перспективой очень заманчивого «пакета» — избрание членом-корреспондентом Академии наук. Если бы он это сделал, т.е. написал бы не по-зиновьевски, а по-федосеевски (или так, как нужно было Федосееву, т.е. той системе, которую он представлял), он уже не был бы Зиновьевым, а ему пришлось бы становиться тем, кем был Федосеев. Тоже, кстати, как и Зиновьев, выходец из русской деревни, но совсем с другим человеческим ресурсом, с другой поведенческой стратегией, с другими ценностями, но зато (или даже за то!) и блестящей, успешной карьерой: в 38 лет член-корреспондент АН, в 52—академик, член ЦК КПСС с 1961 года, Герой Социалистического Труда (1978), лауреат Ленинской премии (1983).
Но кто сейчас вспомнит этого человека — заурядного советского чиновника и карьериста на «философском фронте», которому, кроме «пакетов», ничего в жизни было не нужно.
Так происходил отрицательный отбор, формирование руководящих кадров, так сказать, «элиты». До чего эти люди довели СССР, мы знаем.
Но если глина становится камнем, что с ней делать гончару? Пример Зиновьева говорил всем: не будьте глиной, не позволяйте лепить из себя то, что вам не нравится! Для тоталитарного мира даже это было уже вызовом. Новое столкновение с системой было неизбежно. Зиновьев словно возвращался в свою юность конца 30-х годов.
Зиновьев стал невыездным, не выпускали даже в Польшу (видимо, учитывались аналитические записки КГБ о его высказываниях в неформальной обстановке). Последовали и другие оргвыводы. Осенью 1968 года его уволили с должности завкафедрой логики МГУ. Когда журнал «Вопросы философии» перестал печатать его работы, он вышел из состава редколлегии.