|
АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ БИБЛИОТЕКА
Пусть
сопутствует счастье переписавшему эту книгу, взявшему ее в руки и читающему ее.
(Надпись на рукописи речей Демосфена)
Рассказывали,
будто Александр, основывая Александрию, начертал на поданном ему плане пять
первых букв алфавита: АБГДЕ. Это значило: «Александрос Василеве Генос Диос
Эктисе» — «Александр-царь, порождение Зевса, основал...» Это было
предзнаменование, что городу суждено прославиться словесными науками.
Александрия
была самым большим городом греческого мира. Она была выстроена по-научному,
улицы пересекались под прямыми углами, главная была шириной в 30 метров; обнесенная колоннадой, она тянулась на целый час ходьбы, от Ворот Солнца до Ворот Луны. На
центральном перекрестке была площадь, а на площади — исполинский мавзолей с
телом Александра Великого. Ближе к морю стоял царский дворец, а при нем — дом,
посвященный Музам: Мусей.
Мусей
не был музеем в нашем смысле слова: хранить обломки древних культур греки не
любили. Это было место, где шла работа над живой культурой, нечто вроде
академии наук пополам с университетом. Мысль о Мусее подал царю Птолемею
Деметрий Фалерский; здесь на царские деньги велась та самая разработка всех
наук сразу, о которой мечтал в своем Ликее учитель Деметрия Аристотель. Царь
Птолемей сам приглашал в Александрию лучших ученых и поэтов со всех концов
мира. «Курятником Муз» называл Мусей один непочтительный философ. Здесь был
двор для прогулок, зал для разговоров, комнаты для занятий с учениками,
лаборатории, обсерватории, столовая для общих трапез. А главное, была
библиотека.
До сих
пор у нас не было речи о библиотеках и очень мало было речи о книгах. Нам
странно это представить, но Афины обходились без книг или почти без книг. В
маленьких городах, где каждый знал каждого, культура усваивалась с голоса:
незнающие спрашивали, знающие отвечали. Кто хотел иметь, предположим, сочинения
Платона, тот шел в Академию и сам переписывал их у его учеников. Теперь, после
Александра, все переменилось. Мир расширился, люди снялись с насиженных мест,
спросить «как жить?» было теперь не у кого — только у умных книг. Люди
бросились читать, покупать, собирать книги; в ответ на спрос появились
мастерские, где книги переписывались уже на продажу. Самой большой книжной
мастерской был Египет: здесь рос папирус, а книги писались на папирусных
свитках. И самым большим собранием книг была Александрийская библиотека.
Папирусные
свитки греки научились делать у египтян. Шириной они были с эту книгу, а длиной
— метров шесть. Бывали и длиннее, но ими уже было неудобно пользоваться. «Большая
книга — большое зло», — говорил александрийский библиотекарь, поэт
Каллимах. Текст писался на них столбцами шириной в длинную стихотворную
строчку. Обычно в свитке помещалась тысяча с лишним строк. Писатели к этому
привыкли и сами делили свои сочинения на разделы — «книги» — приблизительно
такой длины. Начало и конец свитка приклеивались к палочкам, чтобы за них
держать. Держали свиток правой рукой, а разворачивали левой и, читая,
перематывали его постепенно с задней палочки на переднюю. Если вы увидите
какое-нибудь древнее изображение человека со свитком — приметьте, в какой руке
у него свиток. Если в правой, то это книга еще не прочитанная, а если в левой —
уже прочитанная.
Строчки
разлиновывали свинцовым колесиком, писали тростниковым пером, чернила делали из
черного сока каракатицы или из «чернильных орешков» — наростов на дубовых
листьях. Ошибки смывались губкой или попросту слизывались языком. Заглавия и
заглавные буквы писались красным — отсюда выражение «с красной строки». Если
книга делалась на продажу, то писец писал аккуратными прописными буквами: буква
под буквой, как по клеточкам («по-печатному» —сказали бы мы); если для себя —
то скорописью, как попало. Писалинеразделяяслов, а чтобы легче было читать,
иногда расставлялинадстрокойзнакиударения. Паузы отмечали вертикальной
черточкой. Много веков спустя из этой черточки получилась наша запятая.
У
книготорговцев были книжные мастерские, где изготовлялось сразу по многу
экземпляров нужной книги. Ученые рабы-писцы (стоили они очень дорого) сидели в
ряд и писали, а начальник прохаживался перед ними и внятно диктовал. Потом, в
средние века, книги стали переписываться иначе: писец-монах сидел один в своей
келье, держал перед собой нужную книгу и списывал с нее. Ошибок и те и другой
делали очень много, но ошибки были разные: у древних переписчиков — слуховые, у
средневековых — зрительные. Вместо слова «Иония» античный писец, недослышав,
писал «Еония», а средневековый, недосмотрев, — «Нония».
Разобраться
в переписываемом подчас бывало нелегко. Представьте себе, что вы на полях
вашего учебника записали со слов учителя какое-то добавление. Если учебник печатный,
а ваше добавление, понятно, написано от руки, то спутать их невозможно. Если же
и учебник, как в древности, рукописный, и добавление ваше рукописное, то легко
подумать, что это случайно пропущенная фраза из учебника же и ее надо вставить
куда-то в текст. Так античные переписчики и делали, а если получалось
нескладно, то подправляли текст по своему разумению. Иногда ошибок
нагромождалось столько, что ученые до сих пор не могут восстановить, что же
было в первоначальном тексте.
Поэтому
александрийские ученые очень старались раздобыть для своей библиотеки самые
древние, самые надежные рукописи. Царь Птолемей отдал приказ: на всех кораблях,
что заходят в александрийский порт, производить книжный обыск; если у кого из
путешественников найдется при себе книга — отбирать, делать копию и отдавать
хозяину эту копию, а книгу оставлять для библиотеки. Самые надежные рукописи
трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида хранились в Афинах, в архиве при театре
Диониса. Птолемей попросил под большой залог эти рукописи, чтобы сверить с ними
книги своей библиотеки. Афиняне дали, и, конечно, царь пожертвовал залогом,
вернул копии, а рукописи оставил в Александрии.
Не
обходилось без соперничества. Цари малоазиатского города Пергама тоже собирали
библиотеку. Узнав об этом, египетский Птолемей V запретил вывоз папируса из
Египта, чтобы в Пергаме не на чем было писать. Тогда там изобрели новый писчий
материал — пергамент. Это были овечьи и телячьи кожи, тонко вычищенные и
выглаженные. Из них не склеивали свитки, а складывали тетрадки и сшивали их в
книги, вроде наших. Пергамент был гораздо дороже папируса, зато прочней; кроме
того, пергамент можно было изготовлять везде, а папирус — только в Египте. Это
решило будущую победу пергамента: в средние века, когда вывоз из Египта
прекратился, вся Европа перешла на пергамент. Но в древности папирус
господствовал, и Пергамская библиотека так и не смогла догнать Александрийскую.
Около
700 тысяч свитков было собрано в Александрийской библиотеке. Здесь хранилось
все, что было когда-нибудь написано на греческом языке. Сам список этих книг
(со справками об авторах и о содержании) занимал 120 свитков; составил его тот
самый Каллимах, который сказал: «Большая книга — большое зло». Кроме главного
книгохранилища при Мусее, пришлось выстроить второе, при храме Сераписа. Они
простояли шесть с лишним веков. Малая библиотека была разорена в 390 г. н.э., когда христианские монахи громили храм Сераписа. А большая библиотека была сожжена в 641 г. н.э., когда мусульманский халиф Омар взял Александрию. Говорят, он сказал: «Если в этих книгах
то же, что в Коране, — они бесполезны; если не то же — они вредны».
|
