ДИОГЕН В БОЧКЕ
Аристипп
учился наслаждаться. А другой ученик Сократа, по имени Антисфен, восклицал: «Лучше
безумие, чем наслаждение!» А потом, успокоившись: «Презрение к наслаждению —
тоже наслаждение».
Из
всего, что говорил Сократ, он лучше всего запомнил: «Как приятно, что есть
столько вещей, без которых можно обойтись!» Наше тело — в рабстве у
потребностей в еде, питье, тепле и отдыхе, а наша мысль свободна, как бог. Так будем
же держать тело, как раба, в голоде и холоде — и тем упоительнее будет
наслаждение свободой духа, единственное истинное удовольствие — не чета
аристипповским! Настоящему мудрецу ничего не нужно и никто не нужен, даже
сограждане; одинокий, он бродит по свету, кормясь чем попало, и показывает
всем, что телом он нищий, а по сути — царь. Если у Аристиппа была философия
прихлебателя, то у Антисфена — философия поденщика, который живет на случайные
гроши, но горд своей законной свободой.
Вот к
этому Антисфену пришел однажды учиться коренастый бродяга из черноморского
Синопа по имени Диоген, сын фальшивомонетчика. Антисфен никого не хотел учить;
он замахнулся на Диогена палкой. Тот подставил спину и сказал: «Бей, но выучи!»
Удивленный Антисфен опустил палку, и Диоген стал его единственным учеником.
О чем
Антисфен говорил, то Диоген сделал. Он бродил по Греции босой, в грубом плаще
на голое тело, с нищенской сумой и толстой палкой. Всего добра была у него
только глиняная чашка, да и ту он хватил о камень, увидев однажды, как какой-то
мальчик пил у реки просто из ладоней. В Коринфе, где он бывал чаще всего, он
устроил себе жилье в круглой глиняной бочке — пифосе. Ел на площади, на виду у
всех, переругиваясь с мальчишками: «Если можно голодать на площади, то почему
нельзя и есть на площади?» Кормился подаянием, требуя его, как должного: «Если
ты даешь другим — дай и мне, если не даешь — начни с меня». Кто-то хвалил
подавшего Диогену милостыню; «А меня ты не хвалишь за то, что я ее заслужил?» —
рассердился Диоген. Кто-то дразнился, что хромым и слепым милостыню подают, а
философам нет; Диоген объяснил: «Это потому, что люди знают: хромыми и слепыми
они могут стать, а философами никогда». Ему говорили: «Ты живешь как собака».
Он отвечал: «Да: давшему виляю, на недавшего лаю, недоброго кусаю». «Собачьими
философами» прозвали Диогена и его учеников, по-гречески — «киниками», и до сих
пор слово «циник» значит «бесстыдный злой насмешник». А знаменитый Платон,
когда его спросили о Диогене, ответил коротко: «Это взбесившийся Сократ».
Диоген
мыл у ручья коренья себе для еды; Аристипп сказал ему: «Умел бы ты водиться с
тиранами — не пришлось бы тебе мыть коренья». Диоген ответил: «Умел бы ты мыть
коренья — не пришлось бы тебе водиться с тиранами».
Он
ходил по улицам среди дня с фонарем и кричал: «Ищу человека!» Его спрашивали: «И
не нашел?» — «Хороших детей нашел в Спарте, хороших мужей — нигде». Однажды его
захватили пираты и вывели продавать в рабство. На вопрос, что он умеет делать,
Диоген ответил: «Хороших людей» — и велел глашатаю: «Объяви: не хочет ли кто
купить себе хозяина?» Его купил коринфянин Ксениад; Диоген сказал ему: «Теперь
изволь меня слушаться!» Тот опешил, а Диоген пояснил: «Если бы ты был болен и
купил себе врача, ты бы ведь его слушался?» Ксениад приставил его дядькой к
своим детям, Диоген воспитывал их по-спартански, и они в нем души не чаяли.
Ему
говорили: «Ты изгнанник». Он отвечал: «Я — гражданин мира». — «Твои
сограждане осудили тебя скитаться». — «А я их — оставаться дома». Кто
гордился своим чистокровным знатным родом, тому он говорил: «А любой кузнечик
еще тебя чистокровнее». Кто дивился, как много висит в храме Посейдона
приношений от пловцов, спасенных богом от кораблекрушений, тому он напоминал: «А
от неспасенных было бы в сто раз больше». Кто-то совершал очистительную жертву
— Диоген сказал: «Ты не думай, очищение заглаживает дурные поступки не больше,
чем грамматические ошибки». А когда на Коринф напали враги и граждане, толкаясь
и гремя оружием, побежали на городские стены, то Диоген, чтоб его не попрекнули
праздностью, выкатил на вид свою бочку и стал катать ее и стучать в нее.
Над ним
смеялись, но его любили. И когда коринфские дети из озорства разломали его
бочку, то коринфские граждане постановили: детей высечь, а Диогену выдать новую
бочку.
Он дожил
до дней Александра Македонского. Когда Александр был в Коринфе, он пришел
посмотреть на Диогена. Тот лежал и грелся на солнце. «Я Александр, царь
Македонии, а скоро и всего мира, — сказал Александр. — Что для тебя
сделать?» — «Отойди в сторону и не заслоняй мне солнце», — ответил Диоген.
Александр отошел и сказал друзьям: «Если бы я не был Александром, я хотел бы
быть Диогеном».
Умер
Диоген будто бы в тот же самый день, что и Александр в далеком Вавилоне.
Почувствовав приближение конца, он притащился на городской пустырь, лег на краю
канавы и сказал сторожу: «Когда увидишь, что не дышу, столкни в канаву, пусть
братцы-псы полакомятся». Но коринфяне отняли у сторожа тело Диогена, похоронили
с честью, над могилой поставили столб, а на столбе — мраморного пса.
|