ТЕАТР ДИОНИСА
Сейчас
для нас театр — дело будничное. В любой день мы можем посмотреть афишу, выбрать
театр и спектакль и вечером пойти туда, куда нам нравится, — лишь бы
удалось купить билет. В Афинах это было не так. Представления давались только
два раза в году — на больших и малых Дионисовых праздниках; только на одном месте
— в театре Диониса под открытым небом на южном склоне Акрополя; не вечером, а
четыре дня напролет, пятнадцать пьес подряд. Смотрели их, не зная заранее даже
названий пьес, потому что все они ставились впервые и больше обычно уже не
повторялись; и, наконец, без опасения за билет, так как театр вмещал 15 тысяч
человек (всемеро больше, чем московский Большой театр), а государство
выплачивало зрителям (не актерам, а зрителям!) их дневной заработок, чтобы они
могли эти четыре дня спокойно сидеть в театре. Потому что театр был не
развлечением, а священным делом: это был местный афинский способ чтить бога
Диониса.
Сперва
театральные представления в Афинах были только хоровые: хор в 15 человек мерно
двигался то в одну, то в другую сторону перед алтарем и пел сначала воззвание к
богу, после этого какой-нибудь поучительный миф, а затем молитву о милости. Но
потом, еще при Солоне, кому-то пришло в голову поставить рядом с хором еще
одного человека, который, надев маску, сам бы говорил от лица какого-нибудь
участника мифа — вот так же, как архонт-жрец в маске изображал на празднике
Анфестерий самого бога Диониса. Можно даже, чтобы сперва он говорил от одного
лица, а потом от другого — например, за спутника Одиссея, а потом за самого
Одиссея.
Понятно,
что при такой постановке актеру нужно было место, где сменить одежду и маску.
Поэтому рядом с пляшущим хором стали ставить деревянную палатку, а заодно —
расписывать ее переднюю стену в напоминание о месте действия: как лагерный
шатер, или как фасад дворца, или как скалы и лес. Если актер выходил из
передней двери палатки, это означало, что герой выходит из шатра, если из
правой — то из лагеря, если из левой — то с поля боя. Палатка по-гречески
называлась «скенэ», отсюда наше «сцена»; в Афинах актеры играли еще не «на
сцене», а «перед сценой». А «плясовое место» хора по-гречески называлось «орхестра»,
отсюда наше «оркестр».
Появление
актера сразу сделало хоровые представления гораздо интереснее: об одном и том
же событии актер говорил с одной точки зрения, как свидетель или участник, а
хор — с другой, как сочувствующий. Тогда сделали следующий шаг — ввели второго
актера. Теперь он мог вступать в разговор с первым, а хор на это время замолкал
и пел песни лишь в промежутках между диалогами. Ввел это новшество поэт Эсхил.
И вот как это примерно выглядело.
Трагедия
называется «Прометей прикованный». На стене скены изображены дикие скалы. Двое
актеров вносят деревянную куклу в рост человека. Из их разговора ясно: это
Власть богов и бог Гефест пришли приковать Прометея к скале на краю света — за
то, что он дал людям огонь. Один из актеров уходит, а другой меняет маску и
начинает говорить за Прометея: «...Смотрите: я — бог, и что терплю я от
богов!..» Только теперь появляется хор. Он изображает нимф Океанид: они поют
сочувствующую песню. Вслед за ними возвращается второй актер: теперь это их
отец, титан Океан, он примирился с богами и зовет к тому же Прометея. Прометей
отказывается. Нимфы поют горюющую песню; Прометей отвечает им рассказом о том,
что он сделал для людей. Вновь появляется второй актер, в маске с рогами; это
царевна Ио, за любовь к Зевсу превращенная в корову и бегущая за тридевять
земель. Прометей ободряет ее я предсказывает, что из ее потомков выйдет тот
герой, который в грядущем освободит его, — Геракл; хор поет об участи Ио. Предыдущий
эпизод открывал зрителю прошлое Прометея, этот эпизод — будущее; теперь на
очереди трагическое настоящее. Второй актер является в новой маске и с жезлом в
руке: это Гермес, вестник богов, требует, чтобы Прометей выдал тайну, которая
позволит Зевсу править вечно. Прометей гордо отказывается: «Я ненавижу всех
богов!..» Гермес грозит, что за это он будет низвержен в преисподнюю, и
действительно, Прометеи восклицает: «Вот и впрямь, на деле, а не на словах
задрожала земля, и молнии вьются, и громы гремят...» — вплоть до последних
слов:
О мать святая Земля! О Эфир,
На землю с небес изливающий свет,
Посмотрите: страдаю безвинно!
«Прометей
прикованный» — небольшая трагедия, часа на два игры. Но тотчас вслед за ней шла
другая, «Прометей освобожденный», а потом третья, «Прометей-огненосец» (о том,
как в честь примирения Прометея с богами учреждался праздник факельного бега),
и наконец — четвертая, тоже на мифологическую тему, но с веселым хором
козлоногих сатиров, спутников Диониса. Такой цикл из четырех трагедий одного
поэта назывался «тетралогия» и заполнял целый день. А в конце праздника судьи
решали, какая из трех представленных тетралогий лучше, и выдавали победившему
поэту награду.
После
второго актера в игру ввели третьего и дальше уже не пошли. Таким образом, на
сцене могло находиться не больше трех действующих лиц сразу. Сюжеты трагедий
оставались только мифологические — к этому обязывал праздник Диониса. Небольшой
объем требовал, чтобы действие было простым и ясным — как в «Прометее».
Занавеса и антрактов не было, поэтому действие должно было развертываться без
перерывов — нельзя было показать, что «между первой и второй сценой проходят
сутки», и нельзя выло переменой декораций перенести действие из дворца на поле
боя или наоборот. Так сложилась в драме привычка к трем классическим единствам
— единству действия, времени и места.
В
огромном театре под открытым небом актеров было издали плохо видно. Поэтому они
ходили в башмаках, высоких, как ходули (так что нужно было опираться на посох),
надевали маски с лицом больше головы и облачались в яркие одежды, по которым
сразу можно было отличить царя от воина. Женские роли играли, конечно, только
мужчины. Двигаться в таком облачении было трудно, ни убийства, ни самоубийства
показать было невозможно, о них рассказывали вестники. Зато жесты были
величавы, голос звучен, монологи стройны, как ораторские речи, а диалоги остры,
как философские споры. Такой запомнилась Европе греческая трагедия.
|