Русская литература XIX века в кратком изложении

Михаил Юрьевич Лермонтов 1814 – 1841

Демон. Восточная повесть — Поэма (1829 – 1839, опубл. 1860)

С космической высоты обозревает «печальный Демон» дикий и чудный мир центрального Кавказа: как грань алмаза, сверкает Казбек, львицей прыгает Терек, змеею вьется теснина Дарьяла — и ничего, кроме презрения, не испытывает. Зло и то наскучило духу зла Все в тягость: и бессрочное одиночество, и бессмертие, и безграничная власть над ничтожной землей. Ландшафт между тем меняется. Под крылом летящего Демона уже не скопище скал и бездн, а пышные долины счастливой Грузии: блеск и дыхание тысячи растений, сладострастный полуденный зной и росные ароматы ярких ночей. увы, и эти роскошные картины не вызывают у обитателя надзвездных краев новых дум. Лишь на мгновение задерживает рассеянное внимание Демона праздничное оживление в обычно безмолвных владениях грузинского феодала: хозяин усадьбы, князь Гудал сосватал единственную наследницу, в высоком его доме готовятся к свадебному торжеству.

Родственники собрались загодя, вина уже льются, к закату дня прибудет и жених княжны Тамары — сиятельный властитель Синодала, а пока слуги раскатывают старинные ковры: по обычаю, на устланной коврами кровле невеста, еще до появления жениха, должна исполнить традиционный танец с бубном. Танцует княжна Тамара! Ах, как она танцует! То птицей мчится, кружа над головой маленький бубен, то замирает, как испуганная лань, и легкое облачко грусти пробегает по прелестному яркоглазому лицу. Ведь это последний день княжны в отчем доме! Как-то встретит ее чужая семья? Нет, нет, Тамару выдают замуж не против ее воли. Ей по сердцу выбранный отцом жених: влюблен, молод, хорош собой — чего более! Но здесь никто не стеснял ее свободы, а там... Отогнав «тайное сомненье», Тамара снова улыбается. Улыбается и танцует. Гордится дочерью седой Гудал, восхищаются гости, подымают заздравные рога, произносят пышные тосты: «Клянусь, красавица такая / Под солнцем юга не цвела!» Демон и тот залюбовался чужой невестой. Кружит и кружит над широким двором грузинского замка, словно невидимой цепью прикован к танцующей девичьей фигурке. В пустыне его души неизъяснимое волненье. Неужели случилось чудо? Воистину случилось: «В нем чувство вдруг заговорило / Родным когда-то языком!» Ну, и как же поступит вольный сын эфира, очарованный могучей страстью к земной женщине? увы, бессмертный дух поступает так же, как поступил бы в его ситуации жестокий и могущественный тиран: убивает соперника. На жениха Тамары, по наущению Демона, нападают разбойники. Разграбив свадебные дары, перебив охрану и разогнав робких погонщиков верблюдов, абреки исчезают. Раненого князя верный скакун (бесценной масти, золотой) выносит из боя, но и его, уже во мраке, догоняет, по наводке злого духа, злая шальная пуля. С мертвым хозяином в расшитом цветными шелками седле конь продолжает скакать во весь опор: всадник, окавший в последнем бешеном пожатье золотую гриву, — должен сдержать княжеское слово: живым или мертвым прискакать на брачный пир, и только достигнув ворот, падает замертво.

В семье невесты стон и плач. Чернее тучи Гудал, он видит в случившемся Божью кару. Упав на постель, как была — в жемчугах и парче, рыдает Тамара. И вдруг: голос. Незнакомый. Волшебный. Утешает, утишает, врачует, сказывает сказки и обещает прилетать к ней ежевечерне — едва распустятся ночные цветы, — чтоб «на шелковые ресницы / Сны золотые навевать...». Тамара оглядывается: никого!!! Неужели почудилось? Но тогда откуда смятенье? Которому нет имени! Под утро княжна все-таки засыпает и видит странный — не первый ли из обещанных золотых? — сон. Блистая неземной красотой, к ее изголовью склоняется некий «пришелец». Это не ангел-хранитель, вокруг его кудрей нет светящегося нимба, однако и на исчадье ада вроде бы не похож: слишком уж грустно, с любовью смотрит! И так каждую ночь: как только проснутся ночные цветы, является. Догадываясь, что неотразимою мечтой ее смущает не кто-нибудь, а сам «дух лукавый», Тамара просит отца отпустить ее в монастырь. Гудал гневается — женихи, один завиднее другого, осаждают их дом, а Тамара — всем отказывает. Потеряв терпение, он угрожает безрассудной проклятьем. Тамару не останавливает и эта угроза; наконец Гудал уступает. И вот она в уединенном монастыре, но и здесь, в священной обители, в часы торжественных молитв, сквозь церковное пенье ей слышится тот же волшебный голос, в тумане фимиама, поднимающемся к сводам сумрачного храма, видит Тамара все тот же образ и те же очи — неотразимые, как кинжал. Упав на колени перед божественной иконой, бедная дева хочет молиться святым, а непослушное ей сердце — «молится Ему». Прекрасная грешница уже не обманывается на свой счет: она не просто смущена неясной мечтой о любви, она влюблена: страстно, грешно, так, как если бы пленивший ее неземной красотой ночной гость был не пришлецом из незримого, нематериального мира, а земным юношей. Демон, конечно же, все понимает, но, в отличие от несчастной княжны, знает то, что ей неведомо: земная красавица заплатит за миг физической близости с ним, существом неземным, гибелью. Потому и медлит; он даже готов отказаться от своего преступного плана. Во всяком случае, ему так кажется. В одну из ночей, уже приблизившись к заветной келье, он пробует удалиться, и в страхе чувствует, что не может взмахнуть крылом: крыло не шевелится! Тогда-то он и роняет одну-единственную слезу — нечеловеческая слеза прожигает камень.

Поняв, что даже он, казалось бы всесильный, ничего не может изменить, Демон является Тамаре уже не в виде неясной туманности, а воплотившись, то есть в образе хотя и крылатого, но прекрасного и мужественного человека. Однако путь к постели спящей Тамары преграждает ее ангел-хранитель и требует, чтобы порочный дух не прикасался к его, ангельской, святыни. Демон, коварно улыбнувшись, объясняет посланцу рая, что явился тот слишком поздно и что в его, Демона, владениях — там, где он владеет и любит, — херувимам нечего делать. Тамара, проснувшись, не узнает в случайном госте юношу своих сновидений. Не нравится ей и его речи — прелестные во сне, наяву они кажутся ей опасными. Но Демон открывает ей свою душу — Тамара тронута безмерностью печалей таинственного незнакомца, теперь он кажется ей страдальцем. И все-таки что-то беспокоит ее и в облике пришлеца и в слишком сложных для слабеющего ее ума рассуждениях. И она, о святая наивность, просит его поклясться, что не лукавит, не обманывает ее доверчивость. И Демон клянется. Чем только он не клянется — и небом, которое ненавидит, и адом, который презирает, и даже святыней, которой у него нет. Клятва Демона — блистательный образец любовного мужского красноречия — чего не наобещает мужчина женщине, когда в его «крови горит огонь желаний!». В «нетерпении страсти» он даже не замечает, что противоречит себе: то обещает взять Тамару в надзвездные края и сделать царицей мира, то уверяет, что именно здесь, на ничтожной земле, построит для нее пышные — из бирюзы и янтаря — чертоги. И все-таки исход рокового свидания решают не слова, а первое прикосновение — жарких мужских уст — к трепещущим женским губам. Ночной монастырский сторож, делая урочный обход, замедляет шаги: в келье новой монахини необычные звуки, вроде как «двух уст согласное лобзанье». Смутившись, он останавливается и слышит: сначала стон, а затем ужасный, хотя и слабый — как бы предсмертный крик.

Извещенный о кончине наследницы, Гудал забирает тело покойницы из монастыря. Он твердо решил похоронить дочь на высокогорном семейном кладбище, там, где кто-то из его предков, во искупление многих грехов, воздвиг маленький храм. К тому же он не желает видеть свою Тамару, даже в гробу, в грубой власянице. По его приказу женщины его очага наряжают княжну так, как не наряжали в дни веселья. Три дня и три ночи, все выше и выше, движется скорбный поезд, впереди Гудал на белоснежном коне. Он молчит, безмолвствуют и остальные. Столько дней миновало с кончины княжны, а ее не трогает тленье — цвет чела, как и при жизни, белей и чище покрывала? А эта улыбка, словно бы застывшая на устах?! Таинственная, как сама ее смерть!!! Отдав свою пери угрюмой земле, похоронный караван трогается в обратный путь... Все правильно сделал мудрый Гудал! Река времен смыла с лица земли и высокий его дом, где жена родила ему красавицу дочь, и широкий двор, где Тамара играла дитятей. А храм и кладбище при нем целы, их еще и сейчас можно увидеть — там, высоко, на рубеже зубчатых скал, ибо природа высшей своей властью сделала могилу возлюбленной Демона недоступной для человека.

А. М. Марченко



	Русская литература XIX века в кратком изложении